В связи с этим творчество композитора не может рассматриваться вне его воздействия на слушателей. Более того, в само понятие «художественное произведе­ние» должно быть включено его восприятие обществом (прямое предвосхищение современных идей о том, что произведение — не только текст, но и контекст, созда­ваемый общественными интерпретациями!). Эта мысль изложена подробно и красочно. «Самый гениальный человек, если его переселим на Луну, на необитаемый остров, потеряет всякий смысл; если он и напишет целый ряд картин, создаст целый ряд симфоний, но убе­дится, что никто никогда их не увидит и не услышит, он повесится или утопится с отчаяния, потому что ху­дожественное произведение не есть то, что написано на полотне или начертано на бумаге, не есть звучание струн или меди.

Художественные произведения — это глубочайшие, тончайшие, интереснейшие вибрации, ко­торые происходят в живых человеческих организмах, ко­торые отражают и в известном направлении организу­ют сознание; это те переживания, которые оставляют известный след в так называемой духовной жизни (конечно, я пользуюсь этим термином, не предполагая какую-нибудь особую субстанцию), обусловливают ее усложнение, усугубление, рост.

И поэтому художник [...] всегда, когда он творит, своим внутренним оком ви­дит перед собою сотни, тысячи и миллионы людей свое­го поколения и грядущих поколений, в которых начав­шаяся, зародившаяся в нем мысль развернется в нечто колоссальное» '.

Поскольку же художник, в частности музыкант, стремится в своем творчестве не к абстрактному совер­шенству, а к «максимальной выразительности для своей публики, для своих современников, для воображаемого слушателя»2, то и направленность и уровень его про­изведений зависят не только от таланта и мастерства, но и от того, какова его публика. Следовательно, чтобы росло творчество, необходим «общий подъем художест­венного уровня масс» .

Этим определяются и задачи воспитания массовых слушателей: нельзя относиться к ним «с жалостливым презрением», пытаясь научить их своему индивидуали­стическому языку, но нельзя и приспосабливаться к низ­кому уровню культуры 4. И Луначарский высказывает замечательную мысль о целях культурно-просветитель­ной работы в социалистическом обществе: «Может быть, покажется несколько парадоксальным такое выражение: общее дело коммунизма состоит не в уничтожении ари­стократии, а в превращении всего человечества в своего рода аристократию.

Для того, чтобы достигнуть этой цели, необходимо широчайшее культурное вос­питание масс»1. Именно в свете сформулированной выше задачи рассматривает Луначарский и вопросы массового му­зыкального быта. Он проницательно указывает на уже совершившийся к тому времени раскол музыкальной культуры буржуазного общества: «Музыка правящих слоев — иногда очень утонченная, очень искусно выра­жающая много ценного для всех — оторвалась от му­зыки массовой не только идейно, но и в том смысле, что она не проникает в толщу трудового населения»2. Он отмечает социальную дифференциацию бытовой музыки, существовавшей тогда в нашей стране. И самым реши­тельным образом выступает за «насыщение быта» новой полноценной, высококачественной «первоначальной», «служебной» музыкой — «гимнами, песнями, маршами, которые пронизали бы музыкальной стихией наши торжества на площадях, в клубах и в самой скром­ной квартире». Из этого пласта должна затем вырасти новая «надбытовая» — симфоническая, оперная, камер­ная музыка, «которая, не служа ничему конкретному, служит зато росту человечества в его целом» .

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22